FPRG: "Буэнос-Айэрес: город, где исполняются мечты!"

Вооот)

Признание в любви (Моя сказка)

Я счастлива. Настолько счастлива, что кажется больше и быть не может. Как будто кто-то пропустил через меня солнечный свет. Прошил им каждую клеточку моего тела, заставляя и саму светиться, сиять, подобно самой яркой звезде. И все это – благодаря одной твоей улыбке.
Я и сама улыбаюсь в ответ каждый раз, когда вижу тебя. Это непроизвольная реакция моего организма – улыбаться. Улыбаюсь открыто, искренне. И может быть, даже выгляжу от этого чуточку глупо, но, наверно, такой и бывает настоящая улыбка: слишком яркая и слегка непосредственная.
Я чувствую, как невидимый свет наполняет меня. И хочу сохранить это чувство как можно дольше. Сберечь где-то в глубине своего сердца, своей памяти то невероятное ощущение полета, которое испытываю с первой минуты знакомства с тобой.
Помнишь, как мы познакомились? Первого сентября, в школе. Моя мама привела меня в класс и посадила за одну парту с тобой. Я была тогда смешная. Слишком худая, с двумя тоненькими косичками больше похожими на мышиные хвостики и с неровно обрезанной челкой (мама никогда не умела хорошо стричь), а ты весь такой серьезный, в костюмчике с иголочки и с галстуком-бабочкой. Глянул на меня своими синими глазищами, а я глупо улыбнулась в ответ. И все… больше и делать ничего не пришлось. Потому что божественный свет пронзил меня в ту же секунду. И я уже знала, хоть и не осознавала этого, что никуда от тебя не денусь.
А когда ты меня защищал от злой собаки, живущей в нашем дворе… Помнишь? Встал между мною и ею и размахивал палкой, зля ее еще больше. Я тогда думала, она покусает тебя, но все обошлось. Собака убежала, а я расплакалась. А ты вытирал мои слезы, совсем не стесняясь того, что соседские мальчишки хохотали до упаду и в несколько голосов пели «Тили-тили-тесто».
Когда нам было тринадцать, ты катал меня на велосипеде, на рамке. И твое колено, при каждом вращении педалей, задевало мое бедро. Первые случайные прикосновения… Еще такие невинные, без какого-либо скрытого смысла… Они вызывали во мне бурю эмоций, заставляя переворачиваться все внутри. И я снова улыбалась, потому что света во мне с каждой минутой становилось все больше.
А наш первый поцелуй? Ты помнишь наш первый поцелуй? Мы тогда катались на роликах. Я споткнулась и упала. Разбила коленку. И изо всех сил старалась не расплакаться, потому что не хотела, чтобы ты считал меня маленькой. Стеснялась немного. А ты опустился рядом со мной на землю, бормотал что-то успокаивающее, дул на ранку, а потом прижался к ней губами. Наверно, было бы очень романтично сказать, что боль в этот момент ушла, но нет, стало только хуже, и я негромко пискнула. А ты вдруг коснулся губами моих губ. Впервые в жизни. И вот тогда боль ушла. Потому что было бы просто кощунственно думать о ней, когда рядом был ты.
А помнишь, нам уже по двадцать и мы пошли на речку ловить банкой рыбу, распугивая своим видом всех окрестных малышей, которые занимались тем же самым? А нам просто захотелось вспомнить детство, снова почувствовать себя юными и беззаботными. Мы дурачились и смеялись. А ты порезал палец, когда прорезал дырку в крышке, и говорил, что твоя кровь привлечет к нам акул, которых мы потом будем зажаривать на огромном вертеле. Помнишь? Мы тогда хохотали по упаду, и мне казалась, что я попала в какой-то параллельный мир, потому что такой счастливой быть просто невозможно.
А наша свадьба… ты помнишь ее? Мне тогда было так страшно, что казалось я и шага ступить не смогу. Но стоило только увидеть тебя, окунуться в синеву твоих глаз, и все страхи отступили. Потому что рядом с тобой я ничего не боюсь. Рядом с тобой я знаю, что ничего не случится.
Рождение нашего сына… Ты все время находился рядом со мной. Держал за руку, шептал всякие романтические глупости, стирал пот со лба. А я ловила немного смущенные улыбки врачей, которым, похоже, было слегка неуютно находиться с нами в момент такой откровенной близости. Я кричала, а ты пел мне песенки, как делала это в детстве мама, и гладил по голове, забирая мою боль. А потом закричал он, наш сын. И не было в мире звука краше и сладостнее, чем крик нашего ребенка.
Когда я поправилась после родов и очень комплексовала по этому поводу, ты целовал мой округлившийся животик и говорил, что яблоко остается сладким вне зависимости от его размера. И снова и снова доказывал мне это, не позволяя утонуть в океане своих комплексов, которые в итоге оказались всего лишь маленькой речушкой, пересохшей вскорости.
А когда у нашего сына случилось воспаление легких, помнишь? Мы ночи напролет сидели у его кровати, прислушиваясь к его дыханию, и держали его за руки. Ты за правую, а я за левую. Словно хотели передать ему нашу силу, наше тепло.
А потом мы отвели его в первый класс, как всегда вместе, и посадили за ту же парту, за которой когда-то сидели сами. И ты поцеловал меня под строгим взглядом нашей старенькой уже учительницы.
А когда появилась та женщина… Нет, не будем о ней. Я просто упомянула ее, потому что не хочу, чтобы кто-то думал, что у нас все было идеально. Неправда, мы ведь самые обычные. Со своими плюсами и минусами. И ссоры у нас бывали, и обиды… Но мы со всем справились. Потому что свет счастья в наших душах оказался сильнее всех глупостей, которые мы могли совершить.
Когда умерла моя мама, ты взял на себя все обязанности, чтобы достойно отправить ее в мир света. И старался находиться со мной каждую минуту, боясь оставить одну. Ты сцеловывал с моих щек слезы, убаюкивал в своих объятиях и даже рассказывал комические истории, заставляя меня чувствовать себя предательницей, потому что я не могла сдержать улыбки. А потом вместе со мной каждый день больше месяца ходил на кладбище. Покорно стоял в сторонке, дожидаясь, когда я буду готова вернуться домой. А дома устраивал романтический ужин, чтобы стереть следы печали с моего лица.
Ты ничего не сказал мне, когда наш сын впервые попал в полицию, подравшись с какими-то пареньками, потому что не хотел, чтобы я волновалась. Но зато с гордостью рассказывал каких он достиг успехов в теннисе и с подробностью до секунды описывал то, как он сыграл в полуфинале юниорской лиги, когда я не смогла пойти, потому что свалилась с жутчайшим желудочным гриппом.
А помнишь, какими гордыми мы ощущали себя, когда он получал аттестат зрелости и позже, по окончании университета? Он был таким красивым в темно-синей мантии. И таким взрослым.
А помнишь, как я ревновала, когда он привел в дом эту девочку? Милейшее, эфемерное создание, больше похожее на эльфа, чем на реального человека. Я тогда плакала ночью в подушку и никак не желала верить в то, что мой маленький мальчик вырос. А ты негромко посмеивался, заставляя меня представить то, какими красивыми у нас будут внуки, потому что невестка – просто загляденье, да и наш пацан вышел очень даже ничего. Я тогда улыбалась сквозь слезы, хоть и злилась на тебя за то, что ты не разделяешь моих переживаний.
И на его свадьбе я тоже плакала. Но уже от счастья. И все время поправляла его галстук, потому что мне казалось, что он сбивается на бок. А ты говорил, что я и сама выгляжу как невеста, такой же молодой и красивой. И даже предложил слетать в Лас-Вегас, чтобы сыграть нашу свадьбу еще раз. Черт, а ведь мы так и сделали, два старых идиота!
На крестинах нашего первого внука мы смеялись до упаду и все никак не могли поверить, что теперь мы бабушка с дедушкой. А ночью ты доказывал мне, что все такой же молодой, как и раньше, и не важно, что у тебя левое колено почти не сгибается. Ты помнишь это, дрянной испорченный мальчишка? Свет, который наполнял меня тогда, казалось, разливался на тысячи миль вокруг.
Этот свет и сейчас со мной. По-прежнему пронзает собой каждую клеточку моего тела, подсвечивает, как невидимая иллюминация, заставляя меня сиять. Улыбаться… И этот свет даришь мне ты – сгорбленный старичок, вечно ворчащий по утрам, что я слишком рано открываю шторы, впуская в комнату солнечные лучи, а вечерами тащащий в постель грелку.
А у меня перед глазами по-прежнему стоит тот маленький мальчик весь такой серьезный в своем строгом костюме с иголочки и галстуке-бабочке, каким я увидела тебя впервые. И я как тогда, семьдесят лет назад, сажусь рядом с тобой, только уже не за парту, а на наш старый, немного продавленный диван. И касаюсь губами твоей морщинистой щеки, чтобы в следующее мгновение сказать «Я люблю тебя» и обменяться с тобой нашим светом.